Галина
2 Нынче жарко. Сонная река, Кажется, застыла... Не течет... Впрочем, нет: вон там, издалека Движется огромный длинный плот. Проплывает чуть зеленоватый, Будто щука. А за ним вразброд Бревна, как веселые щурята, Крутятся, носами тычась в плот. Таня с Лешкой брызжутся, хохочут, То ныряют, то плывут к плоту. Теплый ветер лица им щекочет, Осушая кожу на лету. - Таня, брось меж бревнами крутиться! С лесосплавом, знаешь, не шути! - Ничего, Алешка, не случится, Я ж как рыба плаваю, учти! У палатки на мохнатой кочке Он сидит недвижный и немой. Только писем легкие листочки Чуть шуршат в руке его порой. Взгляд скользит бесцельно по травинкам, Мчит сквозь лес в далекие края. Галя, Галя, милая Галннка, Звездочка весенняя моя! Значит, в час, когда, в толкучке стоя, Ждал тебя я, пасмурный и злой, Тихо дверь больничного покоя Где-то затворялась за тобой... А сейчас ты ждешь меня, вздыхаешь И уж вновь заботами полна (Нет, так можешь только ты одна), На сюрприз какой-то намекаешь. Что там: шляпа? Трубка? Эх, Галинка! Все сюрпризы мелочь. В них ли суть?! Да за взгляд твой, за одну слезинку Я весь мир готов перевернуть! Впрочем, стоп! Восторги эти прочь! Ведь и впрямь те слезы недалече... Он вдруг вспомнил: дождик, хату, ночь... Вспомнил Танин шепот, губы, плечи... К черту ночь. Ночь позади осталась! Знаю. Пусть все это не пустяк. Но ведь и с другими так случалось?! Ах, да что мне - так или не так?! Вон глаза: они такие чистые! В них моря, сады и соловьи... Галка, Галка, волосы пушистые И ресницы черные твои... Ты слаба. Так этого ль стыдиться? Пишешь "подурнела" - ерунда! Раз мы вместе, все нам не беда. Вот вернусь, и съездим подлечиться. Трудно мне... Ведь я в глуши лесной, Ах, не то! Не в этом вся причина! Да, я виноват перед тобой! Но ведь ты простишь меня, Галина? Только что я? У нее беда, Я ж примчусь кудахтать, словно квочка: "Ах, ошибся..." Глупость! Ерунда! Ничего тут не было, и точка! - Ну, геолог, что сидишь в печали? - Танин голос будто в сердце нож! - Отчего купаться не идешь? Письма, что ли, душу истерзали? Громов вспыхнул, встал и, помолчав, Произнес, не подымая взгляда: - Я не знаю, кто и в чем был прав, Только больше нам нельзя... не надо... Вышло так... Нет, ты не думай, Таня, Что я трус... Что я не дорожу... Я не знал... Я не хотел заране, Погоди... Ты сядь, я расскажу. С Галей плохо. - И пока, сбиваясь, Говорил он о своей беде, Танин взор скользил, не отрываясь, По кустам, по бревнам и воде... Вон пришла к реке купаться ива. Подошла, склонилась над водой И струю прохладную пугливо Трогает зеленою рукой. Что у ивы, например, за боли? Веточку сломаешь - отрастет... Громов все рассказывал о школе И о письмах Галиных на фронт. Руку взял - руки не отняла. - Таня, ты ведь добрая, я знаю... - Да, Андрей, ты прав... Я понимаю. Ну довольно. - Встала и пошла. Обернулась. Посмотрела твердо. Нет, прощаясь, взгляд не упрекал, А, как встарь, насмешливо и гордо Словно бы два пальца подавал. Вряд ли Громов сам себе признался, Что, стремясь к Галине всей душой, Он тогда почти залюбовался Горделивой этой красотой.
