Галина
Глава XI ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР Но он пришел. Негаданно, нежданно... Войдя, смутился, робко помолчал... Потом спросил Галину Николавяу И в дверь жены чуть слышно постучал. Она сидела с кипою тетрадей Перед столом, не поднимая глаз. И шум услышав, молвила не глядя: - Вам перцу, тетя Шура? Я сейчас! А возле шкафа над солдатским строем Пыхтел малыш. Его малыш. Его! И так вдруг захотелось взять героя, Прижать к себе, и больше ничего... Как все нелепо! Мирная картина: Жена и сын! И не его семья... И, вновь взглянув на тоненькую спину, Он тихо молвил: - Галя, это я... Она не ожидала этой встречи! И точно от внезапного толчка, Он видел, как спина ее и плечи Вдруг, покачнувшись, дрогнули слегка. И все же, если честно говорить, Об этом часе думала Галина. Пусть с ней расстался. Но не может быть, Чтоб не пришел он посмотреть на сына! Ведь сколько раз бессонными ночами Она решала, как себя держать. Во что одеться? Что ему сказать? И долго воспаленными глазами Смотрела в ночь, в заснеженную даль, Боря в душе обиду и печаль. На все: на труд и на улыбки даже У хрупкой у нее хватало сил. Все было ясно, как кивнет, что скажет, Но время шло, а он не приходил. А жизнь вокруг бурлила, клокотала, Сережка рос веселый, озорной. И боль ее сдавалась, отступала, Сменяясь на спасительный покой. И вот сегодня точно выстрел грома Былое вдруг плеснул через края - Раздался голос близкий и знакомый, Сказавший тихо: - Галя, это я... Взглянув назад, Галина быстро встала, Пошла... Остановилась перед ним. И тут слова, что прежде подбирала, Вдруг разом улетучились как дым. Решала встретить сухо, деловито. А с губ слова иные сорвались. И вместо: - Здравствуй, тронута визитом! - Она сказала: - Ну входи, садись... Нет, он почти совсем не изменился. Вот разве только малость похудел. Немного подбородок заострился, Да волос чуть, пожалуй, поредел. А так все тот же: статный, кареглазый, Все с тем же взлетом смоляных бровей. Все так же мягко произносит фразы, Да, перед нею он - ее Андрей! Ее? Да нет же, не ее, понятно! А все-таки зачем же он пришел? Ну, посмотреть на сына, вероятно, А сын за мамин спрятался подол. И, распахнув глазенки, удивленно, Из-под бровей насупленных глядит, Как незнакомец, словно бы смущенно, О чем-то тихо маме говорит. - За то, что я... Ты извини, Галина... - Впервые за такой солидный срок Решил вдруг навестить тебя и сына,,. Но ты поверь: иначе я не мог! Прийти - ведь это значит объясняться. А что я мог сказать тебе тогда? Двоим, я знал, бессмысленно встречаться, Коль между ними выросла беда. И я не мог... Ты понимаешь, Галя? Придя, услышать горький твой упрек. И там, в тайге, и после, на вокзале, Я думал, собирался... И не мог... Она молчала, у окошка стоя, Подставив щеки струям ветерка, И только пальцы быстрые порою По раме барабанили слегка. Все тот же профиль, та же нежность кожи И та же синь больших спокойных глаз. Знакомо все до мелочей, и все же В ней было что-то новое сейчас. Быть может, в том и пряталась причина, Что вместо пышных золотых волос Венок из двух тугих тяжелых кос Кольцом лежал на голове Галины. От этого казалось, что она Чуть выше стала ростом и моложе. Той и не той была теперь жена. То мягче вроде б, то как будто строже... Одно мешало в этот час Андрею Назвать ее красивой до конца - Шрам, что, полоской тонкою белея, Бежал под глазом поперек лица. Но при любви что значит эта малость? Любовь? А разве он ее хотел? Ведь он же сам писал тогда про жалость... И гость, смутясь, неловко покраснел. - Я часто думал про тебя, про сына... Чего искал я? И куда забрел? Нашел я привлекательность, Галина, А красоты душевной не нашел. Нет, ты не думай, я ее не хаю, Какой мне смысл туманить ясный свет? Она, быть может, вовсе не плохая, Да вот тепла в ней подлинного нет. Она красива, в этом нет секрета. Улыбка, голос, горделивый взгляд... А мне порою красота вся эта - Как будто в будни праздничный наряд. И не глупа, и инженер хороший, А вот понять ни разу не могла, Что жизнь без дружбы, ласки и тепла Становится нередко скучной ношей. И сам не понимаю: в чем причина? Последний год все думаю, брожу... Все так нескладно... Но прости, Галина, Что я сейчас былое бережу... - Нет, ничего... - Галина усмехнулась. - О том забудь. Раз хочешь, говори. Но грусть твоя не поздно ли проснулась? Ведь тут не год, а вроде б целых три... И чуть в сердцах не обронила фразу: "Ты все о ней... О трудном, о своем... А вот не вспомнил, не спросил ни разу: А что же я? Как мы-то здесь живем?" И, будто в мысли заглянув Галины, Понуря взгляд, Андрей проговорил: - Небось считаешь, что тебя и сына Я позабыл? А я не позабыл. Я вижу вас. Но ты о том не знаешь. Ну хочешь, вот скажу тебе сейчас, Где ты с Сережкой вечером гуляешь? В том сквере, где палатка "Хлебный квас". Сказать по правде, мне ужасно стыдно, Таясь, вот так за вами наблюдать. Молчи. Я знаю, как тебе обидно. И знаю все, что можешь ты оказать! Я много думал... Трудно нам, не спорю. И все же я решил тебя спросить: Скажи, могла б ты, пересилив горе, Вдруг разом все мне тяжкое простить? Нет, я совсем не тороплю решенья. Но помни: та не новая жена! Что было там? Ошибка... Увлеченье... - Предательство! - Отрезала она. Негромкий голос будто слит из стали. Андрей в глаза ей быстро посмотрел, А в них такие молнии сверкали, Что он, смутясь, на миг оторопел. - Ты был на фронте, шел сквозь пламя боя. Ответь же: кем считался там у вас Боец, который, оробев душою, Мог бросить друга в самый трудный час? А разве час мой легче был в ту пору? Недели две, как сняли бинт с лица, И... будем откровенны до конца... Мой "стан чудесный" превращался в гору... С таким лицом куда мне было деться? Но верилось: он любит... Ничего! И чтоб в трюмо напрасно не смотреться, Я закрывала попросту его. И дождалась... Но говорить про это Нет, право, ни желания, ни сил. Припомни сам то "радостное" лето! И вспомни только, как ты поступил... Нет, я тебя, Андрей, не упрекаю. Зачем упрек? Да в нем ли суть сейчас?! Ошибка? Я ошибки понимаю, Но тут все было хуже во сто раз! Речь шла не просто про меня с тобою И не про то, кто жестче, кто нежней Нас было трое, слышишь, Громов, трое! И третьему ты был всего нужней! Не ты встречал тогда его с цветами, А Варя... друг, сердечная душа! Не ты сидел бессонными ночами, Склонившись над кроваткой малыша. Порой хворал он... Тронешь ночью темя, Оно огонь... Губешки шепчут: "Пить!" А ты, быть может, с кем-то в это время... Да нет, чего уж... Хватит говорить! И что за толк, что ты на нас порою Глядишь, былое вспоминая вновь. Без громких фраз, пойми хоть раз душою, Ты сам все предал: сына и любовь! Такому трудно отыскать забвенье, Вчера ли то случилось иль давно. Любовь хрупка. И после оскорбленья Пусть и жива - не та уж все равно! Тебе сегодня худо. Понимаю. Запомнить текущую страницу (стр. 87) Не потому ль ты и пришел сюда? А если бы, скажи мне, та, другая, Была б добрей и лучше, что тогда? Постой, не спорь! Резка я, может статься, Могу же я хоть раз такою быть! Ведь ты пришел в нелегком разобраться, Пришел узнать, смогу ли я простить?! У женщин не всегда хватает силы Быть твердыми. Поверь мне, я не лгу. Что ж, за себя б я, может, и простила, Но за него не в силах, не могу! К чему смягчать? Не хмурься и послушай. Пойми хотя бы сердцем наконец: Предатель-муж почти не муж, Андрюша! Отец-предатель вовсе не отец!