"Веселье руси"
Веселье Руси - есть пити.
Владимир Мономах
Кто твердит, что веселье
России есть пити? Не лгите!
У истории нашей,
у всей нашей жизни спроси,
Обращаюсь ко всем:
укажите перстом, докажите,
Кто был счастлив от
пьянства у нас на Великой Руси?!
Говорил стольный князь
те слова или нет - неизвестно.
Если ж он даже где-то
за бражным столом пошутил,
То не будем смешными,
а скажем и гордо, и честно,
Что не глупым же хмелем
он русские земли сплотил.
А о том, что без пьянства
у нас на Руси невозможно,
Что за рюмку любой даже
душу согласен отдать,
Эта ложь так подла,
до того непотребно-ничтожна,
Что за это, ей-богу,
не жаль и плетьми отрезвлять!
Что ж, не будем скрывать,
что на праздник и вправду варили
Брагу, пиво и мед,
что текли по густой бороде.
Но сердца хлеборобов
не чарой бездумною жили,
А пьянели от счастья лишь
в жарком до хмеля труде.
На земле могут быть и плохими,
и светлыми годы,
Человек может быть и прекрасный,
и мелочно-злой,
Только нет на планете ни мудрых,
ни глупых народов,
Как и пьяниц-народов
не видел никто под луной.
Да, меды на Руси испокон
для веселья варили.
Что ж до водки - ее и
в глаза не видали вовек.
Водку пить нас, увы,
хорошо чужеземцы учили -
Зло творить человека
научит всегда человек!
Нет, в себя же плевать нам,
ей-богу, никак не годится.
И зачем нам лукавить
и прятать куда-то концы.
Если водку везли нам за лес,
за меха и пшеницу
Из земель итальянских
ганзейские хваты-купцы.
А о пьянстве российском
по всем заграницам орали
Сотни лет наши недруги,
подлою брызжа слюной,
Оттого, что мы это
им тысячу раз ПОЗВОЛЯЛИ
И в угоду им сами глумились
подчас над собой.
А они еще крепче на
шее у родины висли
И, хитря, подымали
отчаянный хохот и лай,
Дескать, русский -
дурак, дескать, нет в нем
ни чувства, ни мысли,
И по сути своей он
пьянчуга и вечный лентяй.
И, кидая хулу и надменные
взгляды косые,
А в поклепы влагая
едва ли не душу свою,
Не признались нигде,
что великих сынов у России,
Может, всемеро больше,
чем в их заграничном раю.
Впрочем, что там чужие!
Свои же в усердии зверском
(А всех злее, как правило,
ранит ведь свой человек)
Обвинили народ свой едва ль
не в запойстве вселенском
И издали указ, о каком
не слыхали вовек!
И летели приказы, как
мрачно-суровые всадники,
Видно, грозная сила была
тем приказам дана,
И рубили, рубили повсюду
в стране виноградники,
И губились безжалостно
лучшие марки вина...
Что ответишь и скажешь
всем этим премудрым законщикам,
Что, шагая назад, уверяли,
что мчатся вперед,
И которым практически
было плевать на народ
И на то, что мильоны в
карманы летят к самогонщикам.
Но народ в лицемерье
всегда разбирается тонко.
Он не слушал запретов
и быть в дураках не желал.
Он острил и бранился,
он с вызовом пил самогонку
И в хвостах бесконечных
когда-то за водкой стоял.
Унижали народ.
До чего же его унижали!
То лишали всех прав
в деспотично-свинцовые дни,
То о серости пьяной на
всех перекрестках кричали,
То лишали товаров, то
слова и хлеба лишали,
То считали едва ли не
быдлу тупому сродни.
А народ все живет,
продолжая шутить и трудиться,
Он устало чихает от
споров идей и систем,
Иногда он молчит,
иногда обозленно бранится
И на митинги ходит
порой неизвестно зачем.
Но когда-то он все же
расправит усталые плечи
И сурово посмотрит на все,
что творится кругом.
И на все униженья и
лживо-крикливые речи
Грохнет по столу грозно
тяжелым своим кулаком.
И рассыплются вдребезги злобные,
мелкие страсти,
Улыбнется народ:
"Мы вовеки бессмертны, страна!"
И без ханжества в праздник
действительной правды и счастья
Выпьет полную чашу
горящего солнцем вина!
